Вернулись Гальс и Смит скоро – на остров подняться было можно минимум в трех местах, где берег полого спускался к океану.
Смит управлял мотосанями, а остальные шли чуть поодаль – скорость передвижения по ровной, с редкими ропаками льдине, была около двух миль в час.
И здесь случилось непредвиденное – взорвался двигатель мотосаней. Бензиновый (дизели труднее эксплуатировать в условиях полярных холодов), он был весьма и весьма надежным, и прежде никогда не взрывался. Смита отбросило на несколько шагов. По счастью, он отделался легкой контузией, остальные же полярники и вовсе не пострадали. Но мотосани были повреждены бесповоротно, а часть груза, среди них и радиостанция, повреждены серьезно. К счастью, имелась и запасная станция (по правилам, обе радиостанции старались хранить и транспортировать отдельно).
Смит утверждал, что за мгновение до взрыва он видел огненную вспышку впереди по курсу. Но впереди, над самым островом, касаясь скал, светило низкое солнце, и он мог принять за вспышку солнечный луч.
Оказав первую помощь Смиту и прикинув ущерб, решили остальной груз тащить на себе. Для этого имелась пара волокуш. Впрягшись по трое, они смогли тащить полтонны груза, хотя и сил, и времени стало уходить, разумеется, несравненно больше.
На остров они вступили уже порядком измотанными, сначала тройка Гальс – Хэтфорд– Мюррей, за ними Майер, Коллеман и Прескотт.
Смит налегке замыкал шествие. Он и определил, что под ногами у них уже не льдина, а остров. Спустя несколько десятков ярдов путь пошел в гору, и был он столь ровным и удобным, что казалось: это настоящая проселочная дорога.
Поднявшись на высоту в двадцать ярдов от поверхности океана, что гарантировало от всяких сюрпризов, они решили именно здесь разбить временный лагерь, а уж потом, осмотрев остров, подумают насчет лагеря постоянного.
Когда последний фунт груза доставили в Таргетвилль (имя лагерю отыскалось сразу) и установили каркасные шатры-иглу, а на мачте подняли, наконец, звездно-полосатый флаг с произнесением подходящей для данного случая коротенькой речи и салютом из карабинов, полярники начали настраивать вторую, запасную радиостанцию. Но сухие элементы питания оказались совершенно разряженными. Еще одна странность – у всех полярников остановились часы. В палатке вскрыли контейнер с хронометром (хронометр чувствителен к температуре воздуха) – но и он остановился тоже!
Компас никак не мог найти магнитный полюс – стрелка его указывала то в одну сторону, то в другую, нигде не задерживаясь более, чем на минуту.
Предположили, что остров либо сам является магнитной аномалией, либо же вокруг бушует сильная магнитная буря – накануне прошло предупреждение о сверхмощных вспышках на солнце.
Начали готовиться ко сну – но в это время издалека послышался звук мотора. Где-то летел самолет, и. судя по всему, русский – своя авиация не должна была появляться в этих местах до условного сигнала. Обнаруживать себя до того, как Америка официально не объявит «Т-1» своей территорией было нежелательно, но поделать они ничего не могли.
Выручил туман, который стремительно, лавиною спустился со скал и залил побережье столь густо, что видимость не превышала пяти-шести шагов – и очень маленьких шагов!
Одновременно с туманом все участники экспедиции почувствовали необоримое желание спать, что, в общем, было вполне естественно после семнадцати часов напряженного тяжелого труда.
Далее, пишет Гуннарсон, в дневнике рассказывается, как полярники попали в плен к обитателям острова. В плен – не совсем точное слово, скорее они стали гостями без права откланяться. Их свободу практически не ограничивали: они могли перемещаться по острову, заходить в большинство помещений, им обеспечивалось отличное питание, каждому ввели «вакцину долголетия», якобы гарантирующую сто сорок – сто шестьдесят лет жизни без болезней (и действительно, Смит очень быстро оправился от контузии, через три месяца пребывания на острове у всех членов экспедиции сменились зубы, улучшились зрение и слух, перестали беспокоить старые раны – у кого таковые имелись).
Но полярники не могли связаться с Большой Землей и не вольны были покинуть остров. Стоило им подойти к побережью, сделать несколько шагов по льду океана, как некая неведомая сила («жи – поле», как его обозначил доктор Прескотт) не позволяла преодолеть и двадцати ярдов. С каждым шагом сопротивление поля нарастало, пока не вынуждало полностью остановиться.
Обитатели острова рассматривали полярников не как врагов, отнюдь, скорее, как домашних любимцев. Помимо них на острове на том же положении находилось еще пять человек – алеут, попавший сюда год назад, русский летчик, живущий на острове с 1937 года и трое гренландских эскимосов, не говоривших ни
по-английски, ни на латыни. Латыни – потому что обитатели острова в разговорах с полярниками использовали именно классический латинский язык, даже не средневековую вульгату (доктор Прескотт увлекался античной литературой и читал
Гая Юлия Цезаря и Тацита на языке оригинала).
Сами островитяне о себе говорили мало, отделываясь улыбками и смехом, но можно было понять, что они считают себя стоящими на неизмеримо высшей ступени развития, нежели все остальное человечество. И поводов для этого у них было предостаточно. Постепенно Прескотт и его товарищи поняли, что остров, как бы это невероятно не звучало, есть своего рода плавучее поселение, и плавает оно не только по поверхности океана, но и под нею. Там, в глубинах Ледовитого Океана есть и другие города, возможно – много городов. Громадное давление, холод, тьма, отсутствие естественной атмосферы совершенно не смущают обитателей подводных городов. В их распоряжении материалы и силы, позволяющие справляться со всеми проблемами надежно и очень эффективно, во всяком случае, данный остров существует более десяти тысяч лет, а возможно – Прескотт не уверен, что правильно понял хозяев – и сотни тысяч.
Сами островитяне принадлежали к негроидной расе, хотя были и видимые отличия – больший размер черепа, тонкие губы, иной лицевой угол. Обычный рост их превышал шесть футов при массе порядка двухсот фунтов (точных замеров Прескотт делать, по понятным причинам, не мог). Остров был пронзен системою тоннелей и подземных помещений – вообще, естественной средой обитания островитяне считали именно подземелье, а пребывание на открытом пространстве для них было сродни прыжку с парашютом для человека, волнующим, но и несколько утомительным занятием.
Туземцев было около десяти тысяч человек – Прескотт, впрочем, оговаривается, что сведения его весьма и весьма приблизительны. Никогда он не видел детей – островитяне контролируют рождаемость с тем, чтобы обеспечивать стабильность численности. Живут долго, быть может, более пятисот лет. Прескотт пишет, что встречал островитянина, которому исполнилось четыреста лет, и внешность у него
была, как у следящего за собой пятидесятилетнего спортсмена.
Общество туземцев в пределах отдельно взятого острова исключительно сплоченно. Прескотту и его друзьям никогда не приходилось видеть распрей и ссор, каждый с достоинством занимал свое место в иерархии (а общество островитян было жестко структурировано), и сама мысль изменить свое положение, кажется, никогда не посещала их. Мужчин было на порядок больше, чем женщин, но половые чувства у островитян, похоже, если и не отсутствую совершенно, то большую часть времени находятся в неактивном состоянии (как, замечает доктор, и у большинства живых существ, населяющих Землю).
Желание Прескотта и остальных покинуть остров туземцы считали опасным вздором. «Если бы ваш ребенок захотел уйти в лес к диким зверям, разве вы бы его отпустили?»– так объяснил точку зрения островитян некий Боэций, который порой разговаривал с Прескоттом. Существующая цивилизация, по меркам островитян, стоит на чрезвычайно низком уровне, прежде всего в моральном плане, и опасна для жизни.
Но, как по косвенным признаком заключил Прескотт, существование самих островитян отнюдь не идиллическое. Между городами в глубинах океана идет непрерывное соперничество, которое, впрочем, вряд ли переходит в вооруженный конфликт. Просто проигравшие уступают свое место на дне, поднимаются на поверхность и какое-то время пребывают в своего рода изгнании. После того, как решат, что они вновь готовы к борьбе, отыскав незанятое место (которого предостаточно), поселение погружается на дно океана и начинается новый цикл борьбы. В чем он состоит, Прескотту выяснить не удалось, но иногда возникало впечатление (доктор очень осторожен в высказываниях и неоднократно подчеркивает, что его знания можно сравнить с представлением совершенного дикаря о нашей цивилизации после пребывания этого дикаря в каком-нибудь захудалом канзасском городишке), будто и сами островитяне не являются единственным видом, населяющим глубины. Возможно, доминирующее положение принадлежит совсем не человеку – но островитяне не говорят на эти темы со своими домашними любимцами.
Кстати, люди видели острова и прежде. Вполне возможно, что Плиний повествует именно об одном из островов, когда упоминает Атлантиду. Стороннему наблюдателю погружение острова, вероятно, кажется катастрофой, гибелью, в то
время для островитян эта процедура сродни поднятию якоря на корабле.
Современная цивилизация островитян не интересует, и они принимают меры для того, чтобы остаться незамеченными. Не из страха, нет, островитяне способны уничтожить все живое на целом континенте, просто из нежелания лишних хлопот.
Два года остров находился в Арктике, но затем островитяне объявили, что готовятся опуститься на дно океана. Сколько они пробудут под водою, неизвестно. Столько, сколько удастся, сказал Боэций. Хотелось бы навсегда, готовились к
погружению целых одиннадцать лет, пересматривая концепцию существования, и теперь запросто изгнать себя не дадут.
Доктор Прескотт на последней странице дневника пишет, что постарается послать свои записи «морскою почтой» в надежде, что кто-нибудь отыщет сосуд, специально для того включенный в экспедиционное снаряжение.
На этом дневник обрывается.
Гуннарсон заключает, что Прескотту удалось исполнить задуманное. Он призывает соответствующие службы США обнародовать все сведения об острове «Т-1» и предоставить общественности подлинник дневника. В противном случае он опубликует дневник полностью летом 2006 года, через 60 лет после высадки экспедиции на Т-1, когда, согласно законодательству США, гриф секретности
должен быть снят с самых тайных операций.
